ВЛАДИМИР
ВОЛКОВ ПОСТОЯННО ПУТЕШЕСТВУЕТ, ВЛИВАЯСЬ В ТЕ ИЛИ ИНЫЕ МУЗЫКАЛЬНЫЕ ТЕЧЕНИЯ.
ТО ОН ОКАЗЫВАЕТСЯ НА ЗАРОСШИХ ТРОПИНКАХ СЕНЕГАЛИИ С «ПРОВОДНИКОМ» МОЛОЙ
СИЛОЙ ИЗ ГРУППЫ «ВЕРШКИ И КОРЕШКИ», ТО ВЫСТУПАЕТ С «КОЛИБРИ» ИЛИ ВАЛТОРНИСТОМ
ШИЛКЛОПЕРОМ, ИЛИ С ВОКАЛИСТОМ – ТУВИНЕЦЕМ КАЙГАЛ-ООЛ-ХОВАЛЫГОМ. ИЛИ С
САКСОФОНИСТОМ КАЗУТОКИ УМЕЗУ ИЗ ЯПОНИИ, НО ЭТО ВСЕ В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ, А
НАЧИНАЛ ВОЛКОВ С КВИНТЕТОМ ИГОРЯ БУТМАНА И АНСАМБЛЕМ МИХАИЛА КОСТЮШКИНА,
И БЫЛО ЕМУ – ВОСЕМНАДЦАТЬ.
С МИХАИЛОМ КОСТЮШКИНЫМ И ИГОРЕМ БУТМАНОМ ВОЛКОВ ЗАПИСАЛ НА ФИРМЕ МЕЛОДИЯ
ПЕРВУЮ ПЕСНЮ НА ПЛАСТИНКЕ, ЭТО СЧИТАЛОСЬ БОЛЬШОЙ ЧЕСТЬЮ. ПОТОМ БЫЛ ДУЭТ
С ГАЙВОРОНСКИМ, БОЛЕЕ 10 ЛЕТ, НО ПАРАЛЛЕЛЬНО ОН ИГРАЛ И С АНАТОЛИЕМ ВАПИРОВЫМ,
И С КУРЕХИНЫМ В ПОП-МЕХАНИКЕ, НУ, И В СИМФОНИЧЕСКОМ ОРКЕСТРЕ, КОГДА УЧИЛСЯ,
ЭТО БЫЛ ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ УЧЕБНЫЙ КУРС. ТУДА ИНОГДА ПРИХОДИЛ ТЕМИРКАНОВ,
И СЕМЕНОВ – ПРЕКРАСНЫЙ ДИРИЖЕР МАРИИНСКОГО ТЕАТРА.
ПОМНЮ ОДИН ВЕЧЕР В КЛУБЕ JFC. ПОКА ГАЙВОРОНСКИЙ И КОНДАКОВ ДУЭТОМ ИСТЯЗАЛИ
ОДНУ КОМПОЗИЦИЮ ВО ВРЕМЯ КОНЦЕРТА, ВОЛКОВ ОБЛОКОТИЛСЯ НА ОГРОМНЫЙ КОНТРАБАС
С ДОСТАТОЧНО ОТРЕШЕННЫМ ВИДОМ: «НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ, СИЖУ – ПОЧИНЯЮ ПРИМУС».
ПОТОМ ОН ПОДКЛЮЧИЛСЯ, ЗАИГРАЛИ ВТРОЕМ, А «ПОД ЗАНАВЕС» ИМЕННО РЕЗКИЙ СМЫЧОК
ВОЛКОВА ВЕСКО СРЕЖИССИРОВАЛ КОНЦОВКУ, ВЗМЕТНУВ НОТЫ С ПЮПИТРА, КОТОРЫЕ
ПЛАВНО ПРИСОЕДИНИЛИСЬ К УЖЕ ОПАВШИМ МЕРТВО-БЕЛЫМ ЛИСТКАМ НА ПОЛУ
владимир волков: Я джаз начал слушать, когда поступил
в музыкальное училище при консерватории, там было эстрадное отделение,
и я насмотрелся на джем-сейшены, а ещё и на рокеров, всё это было тогда
почти запретным. Учился на классическом отделении и в училище, и в консерватории,
а параллельно играл. [красный]: Джазового преподавателя как такового не случилось? в. в.: Нет. Всё как-то так, частным порядком. Учился у Гайворонского,
а ещё Бутман на ранних стадиях что-то рассказывал, показывал, он учился
у Геннадия Гольштейна. [красный]: В дуэте с трубачом Вячеславом Гайворонским вы шли по
пути интеллектуального фри-джаза, разрушая традиционные привычные формы.
Мне кажется, от Гольштейна вам передалась увлеченность аутентичным исполнением
музыки барокко, вы освоили нежную виолу да гамба (старинный струнный инструмент),
чтобы Вивальди, Бах, Бетховен зазвучали как встарь. Потом ушли из дуэта
с Гайворонским. Как Вы ощущаете, что наступает предел, что надо меняться?… в. в.: Отчасти это можно назвать не пределом, а неким этапом,
когда нет положительных тенденций дальнейшего движения. Всегда нужно время,
чтобы что-то услышать по-новому и заново увидеть друг друга. [красный]: А как возникло «Волковтрио» и как определить его стилисткику? в. в.: По-моему, название стиля не имеет большого значения. Про
«Волковтрио» написали, например, один раз, что мы играем параноидальную
музыку. Ну, и что теперь, расстраиваться, что ли? Вот такое представление,
так услышал хозяин пера. [красный]: Параноидальная – это грубо, да? в. в.: Но ведь никто не знает, на что прореагирует читающий, может
быть, наоборот, это кого-то заинтересует. А вот, например, Настя Грицай
как-то раз (я не думаю, что тогда это было из большой любви, хотя сейчас
Анастасии нравится то, что мы делаем) назвала нас неясным джазом. Категорию
такую подвела. Но особого значения мы этому не придали, а теперь когда
спрашивают: «А какой у вас стиль?», мы очень часто называем – неясный
джаз. Потому что поймала как раз она здесь что-то правильное. Ну а как
назвать? Просто экспериментальная музыка с барабанами. А группа «Вершки
и корешки»? Мы так и не попали в структуры, в какие-то поля музыкальные.
Потому что есть этническая музыка, есть импровизационная, есть джаз. А
тут, что это? К чисто этническому не отнесешь, потому что есть африканец,
индус, а это уже микст. И потом, что эти люди с классическими инструментами
делают здесь? Ну, предположим, мы попадали на какие-то мультикультурные
фестивали, есть такие, их не так много, или на некие совсем уже креативные. [красный]: Вам исполняется в этом году 45 лет. в. в.: Мне как-то все равно, абсолютно неинтересная тема, я не
отмечаю день рождения. Ну, если кто-то позвонит – хорошо, тогда отметим,
а так… День ангела – другое дело, это твой ангел, с которым ты вместе
идешь по жизни. Недавнее 10-летие «Волковтрио» – это было случайно, и
всё сложилось так, что это не было по-дурацки, потому что никто особо
к этому не готовился, и не было размаха… Да размаха у нас вообще не может
быть, какой там размах, у нас как ходит на концерты 50 человек, так и
ходит последние несколько лет, ну, иногда, может быть, сто, по крайней
мере, в Петербурге. Просто Паша из «Fish Fabrique», как раз вспомнил,
что 25 июня, на юбилее «Пушкинской, 10» в ДК Ленсовета, мы в первый раз
сыграли, было ДДТ и еще много всяких групп. И вот 25 июня мы и отметили
свое 10-летие, и как-то всё было хорошо, тортов, правда, не было со свечками,
но наш барабанщик Денис Сладкевич даже спел песенку свою любимую рок-н-рольную
на немецком языке. [красный]: Очень нравится Ваш диск с Леней Федоровым«Таял», там такая полифония, и барокко прорывается,
черт ногу сломит. в. в.: Он здесь ни при чем, по-моему. [красный]: Федоров? в. в.: Нет, вот этот на букву «ч». У этого альбома очень длинная
история, он складывался, а иногда раскладывался. Сначала была пара вещей,
которые я записал Лёне, потом он предложил включить мою композицию, говорит:
«А почему бы не сюда же вот эту, она явно должна попасть». И вот он вроде
бы «таял», и при этом как-то собирался, оживал, пока не принял форму.
Это довольно долго всё продолжалось. [красный]: Но там единое поле присутствует, нет ощущения разрозненности. в. в.: Этот процесс мне напомнил отчасти то, что порядок вещей
в диске или на концерте очень важен, не говоря уже о качестве, это само
собой. Например, с «Вершками и Корешками» у нас альбом был – «Реальная
жизнь растений», американская фирма купила лицензию и выпустила его. Я
слушаю и ничего не понимаю – диска нет, потому что они на свое усмотрение
поменяли порядок композиций, и всё было испорчено. Я сразу вспомнил фильм
о Шагале, там был момент, когда он, делая роспись на стене, произносит:
«А вот сейчас я оживляю картину». Я никого не подпустил бы к себе на пушечный
выстрел в такой момент. [красный]: Вы, наверное, не хотели бы изо дня в день играть в
Мариинском? в. в.: Когда я учился в музыкальном училище, тогда мне было лет
семнадцать, и я играл в Театре Муз. Комедии. Все было новым и интересным:
сцена, яма, дирижер, актеры, шутки. Но когда одни и те же шутки слушаешь
в десятый раз… Через год на концерте у меня выпал смычок. Я посчитал это
знаком и ушел оттуда на следующий же день. [красный]: Получается, что Вы выбрали… в. в.: Выбрал нестабильный путь. [красный]: Стабильно нестабильный путь. Говорят, у Вас были совместные
работы с актерами театра «Дерево». в. в.: Одно время, примерно в 1989 году, мы репетировали с ними
во Дворце Молодежи, познакомились, возникла идея сделать совместный спектакль,
Гайворонский написал музыкальную часть, все остальное соответственно «Дерево»,
но спектакль, на мой взгляд, не получился, его показали один раз во Дворце
молодежи. Потом в Мраморном Дворце группа художников «Свои» устраивала
выставку, и мы делали перед выставкой перфоманс: актеры медленно тащили
по длинной мраморной лестнице (основная идея – абстрактное движение вверх)
огромное полотно или занавес, плели какие-то веревки, и всем было непонятно
– что это, зачем. Всё это медленно двигалось вверх вместе с этим занавесом,
мы с Тюльпановым тоже двигались по этой лестнице, я, играя на инструменте,
а он, делая некие движения. Зрители поднимались за нами, а кто-то сверху
смотрел. Не знаю, как из зала, но добрались мы до верха благополучно. [красный]: Всегда приходится отдельный авиабилет покупать для
контрабаса? в. в.: Когда нет возможности, тогда я играю на инструменте, который
предоставляет принимающая сторона. Конечно, свой инструмент всегда лучше.
Потому что иногда бывают инструменты совершенно не приспособленные для
музицирования. [красный]: Зато на контрабас можно облокачиваться. в. в.: На тот контрабас, на котором практически невозможно играть,
только и остается облокачиваться. На джазовом фестивале в Мюнхене – очень
хороший фестиваль, и гостиница прекрасная, всё там было хорошо, кроме
инструмента, который мне был предложен. По-моему, он был румынского производства
и на нем никто никогда не играл, и высота струн была…, не знаю, сколько
нужно провести времени в тренажерном зале, чтобы прижать струну. И с ним
нельзя было ничего сделать. Я поинтересовался: «могу ли я чуть-чуть опустить
подставку», тем более там был запас, на что мне было сообщено, что контрабас
застрахован на 50 тысяч долларов, и я ничего не имею права с ним сделать. [красный]: А почему всё-таки контрабас? в. в.: Как-то выбрал я его, а он меня. Мы с моим приятелем, который
играл во Дворце Пионеров на кларнете, искали инструмент, потому что у
меня не было еще образа. И вот я увидел контрабас, и он меня покорил,
это был очень красивый итальянский инструмент, так всё и случилось. [красный]: Романтично… Вы как-то рассказывали про чакры контрабаса…
в. в.: У Владимира Мартынова, композитора, есть давно написанная пьеса
для контрабаса, где нет нот, там только значки, полоски, цифры. Когда
мне Мартынов рассказывал про композицию, он волей или неволей натолкнул
меня на понимание этой пьесы как на раскрытие чакр контрабаса, потому
что всё начинается верхней частью контрабаса, а заканчивается последним
уровнем. [красный]: Какую чакру открывает контрабас в людях, которые его
слушают? в. в.: Я не слышал контрабаса, я не знаю. Я по отношению к нему
в другом положении нахожусь, звук от меня же идет. Нет, ну, когда он сам
играет, это, конечно, совсем хорошо. Но это редко бывает, к сожалению…
Это, наверное, и есть правильные чакры. Я, правда, …не знаю. Про кофе
интересней говорить, чем про чакры. Про сорта кофе. [красный]: Какой кофе Вы любите? в. в.: Кофе Segafredo.